Приехали рано, еще до начала регистрации. Заглянули в здание вокзала – в огромном зале ожидания не сказать, чтобы народу было много, но все сидячие места были заняты, а большая часть площади была занята группами пассажиров с багажом. Да и ладно. Город провожал нас теплом тихого летнего вечера, и оставшиеся до посадки время мы решили провести непосредственно на берегу.

«Федин» стоял первым бортом, тихо урча дизелями. По палубам изредка, пробегали матросы, чередуясь с сотрудниками круизной команды. Самые нетерпеливые пассажиры столпились на самой пристани, мы же уместились на лавочке ярусом ниже здания речного вокзала. Отсюда отлично просматривался причал и пока что еще закрытый борт главной палубы.

Набережная была наполнена горожанами. По воскресениям, а сегодня как раз было оно, было особенно много гулящих и отдыхающих жителей. В той части пристани, где готовился к посадке наш четырехпалубный красавец-лайнер было особенно много зевак. И действительно, теплоход манил своими размерами и притягивал взгляды всех, кто собрался сегодня на набережной. По захвату внимания он сегодня был, безусловно, вне конкуренции.

«Федин» отправлялся в рейс ровно в семь вечера. И хотя сегодня обещали пассажиров еще и покормить ужином на борту, все равно считать день отправления первым днем круиза можно было с большой-большой натяжкой. Времени-то, собственно, хватило бы, чтобы поужинать, да разложить вещи. С другой стороны, период самых длинных дней в году был в самом разгаре, а значит, впереди нас ждал еще долгий летний вечер.

Неожиданно налетели какие-то мошки. Стайкой они стали кружить над головами, норовя попасть в глаза и нос. Июньский безветренный вечер медленно обволакивал берег, а вместе с ним наступало время подобной мелкой нечисти. Лавочка перестала быть приятной точкой ожидания, оставаться здесь не было никакой возможности, и, подхватив багажные единицы, мы пошли в сторону теплохода. Где матросы уже вытащили трап, и сейчас жестко фиксировали его. Регистрация началась.

На нас четверых родители взяли две двухместные каюты. Одна на главной палубе под номером 238, а вторая располагалась прямо над ней палубой выше – номер 356. Обе были двуярусными и выходили практически в холлы. Бросали ли жребий или нет, теперь уже навсегда останется загадкой, но дамам досталась средняя палуба, а мы с отцом поселились на главной. И по устоявшейся традиции я занял верхнюю полку.

Диктор по бортовому радио объявил пятнадцатиминутную готовность, и пассажиры потянулись на левые борта теплохода для прощания с Саратовом. Людей на набережной было бесконечно много, по крайней мере, мне так показалось. Провожающие и просто случайные прохожие столпились на пристани плотной толпой, обмениваясь с пассажирами судна взмахами рук, шутками и советами, на которые не хватило времени на берегу. 

Помню, меня охватило почему-то неловкое чувство превосходства от того, что я стоял среди тех, кому повезло сейчас оказаться на борту и готовиться отправиться в большое речное путешествие. Облокотившись локтями на деревянные перила борта средней палубы, я рассеянно всматривался в лица провожающих.

Матросы убрали трап и заперли дверцы борта. Начался обратный отсчет. Наконец, капитан отдал необходимую команду, и из всех динамиков «бахнул» марш «Прощание славянки».

Музыка привела весь берег в движение. Детвора на причале запрыгала, большинство взрослых замахало руками, провожая теплоход в рейс. Кто-то, не успевший закончить какой-то важный разговор, пытался перекричать музыку, перевешиваясь через ограждение пристани. Портовые работники сбросили швартовы с береговых кнехт, а вахтенные матросы в свою очередь начали оперативно их выбирать. Как и положено, сначала забрали центральные шпринги, затем продольный носовой и самым последним продольный кормовой швартов.

Теплоход зарычал и начал отваливать от берега. Вода за кормой пришла в неистовство, взрываясь сотнями грозных подводных водоворотов. Легкая вибрация пробегала по корпусу судна, дизели, преодолевая сопротивление реки, разворачивали теплоход от берега к фарватеру. Кто отчаливал от первого причала саратовской причальной стенки знает, что теплоходу, идущему на север, надо совершить два поворота по девяносто градусов: сначала резко, практически на месте, повернуться к берегу кормой под прямы углом, а затем, выйдя на фарватер, опять повернуться, встав параллельно берегу левым бортом к городу.

Поплыли. Точнее, выражаясь корректно, пошли. Быстро оставив автомобильный мост позади и постояв еще немного на борту, мы пошли внутрь изучать теплоход. Выяснилось к моему огромному удивлению и радости, что в носу средней палубы работает видеосалон, который в каком-то неограниченном нон-стоп режиме показывает разные фильмы преимущественно голливудского производства.

Год 1989 – год активного прихода в нашу жизнь американского кинематографа. Трудно сейчас, конечно, оценить эффект, который эти фильмы оказали на нашего зрителя, но тогда они были в диковинку и пользовались повышенным интересом. Чак Норрис, Арнольд Шварценеггер и Сильвестр Сталлоне становились популярными актерами, а будучи подростком, боевики с их участием я был готов смотреть подряд один за другим.  

Так или иначе, но видеосалон стал на тот рейс самым частым местом времяпровождения после каюты, и то потому, что в каюте приходилось спать.

На средней палубе, помимо видеосалона, в корме располагался единственный на теплоходе ресторан, который работал в две смены. В этом круизе нам выпала вторая смена питания, поэтому на ужин в первый день нас приглашали лишь в половине девятого вечера. Времени до ужина вполне хватило, чтобы изучить локации на борту «Федина».

На шлюпочной палубе мы могли воспользоваться баром в корме, а также читальным и музыкальным салоном одновременно в носу. Солнечная палуба была поделена между солярием и большим крытым кинозалом. На главной палубе можно было постричься в парикмахерской, купить что-нибудь перекусить в буфете и взять книгу или сразу почитать в импровизированным читальном зале в библиотеке. Была также фотолаборатория, где можно было проявить и напечатать фотографии, а также отдельная телеграфная, откуда при возможности можно было позвонить или отправить телеграмму.

В общем все, что необходимо было для активного и приятного отдыха мы нашли. После чего, с чувством выполненного долга отправились ужинать.

Столик нам выделили небольшой овальный на четыре персоны в центре зала. Хотелось рядом с окошком, но там стояли только большие шестиместные столы. С другой стороны, за четырехместным столиком мы были не стеснены незнакомыми попутчиками, а потому решили оставить все так, как нас рассадила служба ресторана.

Конечно же, после ужина я вместе с младшей сестрой направился в видеосалон, куда же еще. Какой конкретно фильм там был в этот день, я, естественно, не вспомню, но что-то мы смотрели точно. С высоты сегодняшнего возраста понимаю, что было безответственным таким образом проводить вечера на борту теплохода, хотя, для родителей, вероятно, это было оптимальным решением. Да и я, собственно, был счастлив посмотреть крутой блокбастер.

Отбой объявлялся в одиннадцать вечера. Видеосалон мог еще показывать фильмы и позже, но детвору на такие рейсы не пускали и отправляли по каютам. Стало быть, пора спать. 

Первая смена заходила в ресторан на час раньше нас. Кода в половине восьмого утра их позвали на завтрак, я направился в холл и переписал расписание круиза со стоянками по маршруту. Не помню, раздавались ли распечатанные графики маршрута по каютам, но записанные в походную тетрадку стоянки были всегда под рукой. На эту тетрадку я сейчас, собственно, и ориентируюсь.

Первый завтрак произвел на меня неизгладимое впечатление. Во-первых, мы впервые столкнулись с заказной формой питания. Сразу же забыв, кто, что заказывал, за столом случилась неразбериха. С этой задачей разобрались достаточно быстро.

Вторым диковинным фактором, стало наличие на столе многочисленных коробочек явно забугорного производства. Масло сливочное, сливки, горчица, джемы, сыр плавленый и еще что-то. Все в порционных маленьких пластиковых боксах. Я столкнулся с таким форматом впервые в жизни. Все выглядело ярко и громко зовущим поскорее съесть. Вспоминаю, я был в восторге от такой подачи, и, если кто-то за столом отказывался от порции, все забиралось в каюту для удобного случая поглощения.

После завтрака я потратил еще время и срисовал во всю ту же тетрадку схему палуб теплохода. Сканы страниц той самой тетрадки были в главе с днем отправления.

Во время завтрака и после него идем по территории Саратовской области и только в половине одиннадцатого прошли мимо Сызрани, а стало быть, вошли на территорию Куйбышевской области. Бросается в глаза, что корабли идут плотным потоком. Мало того, что мы постоянно обгоняем попутные грузовые теплоходы, различные буксиры со всевозможными плотами и баржами, так и идем мы не в одиночестве, а в компании с другими пассажирскими или круизным судами. С нами в потоке, если так можно выразиться, впереди идет такой же большой, как наш теплоход «Михаил Ломоносов», и позади еще один, но классом пониже, насколько я понимаю. 

Также и со встречными теплоходами. Расходимся не с одинокими судами, а с мини-караванами из двух-трех судов. Разнообразие круизных кораблей для меня что-то новое, но становится интересным искать различия и схожесть в разных теплоходах. Теперь точно я отличаю четырехпалубные теплоходы от других типов. Хотя и среди четырехпалубных встречаются разные модификации. Можно сказать, что именно этот день стал началом моего более-менее осознанного подхода к теме круизных теплоходов.

После обеда стали постепенно подбираться к Куйбышеву. «Михаил Ломоносов» пропустил нас вперед, и теперь «Константин Федин» шел в авангарде нашего каравана. Первым наш теплоход и швартовался. У причала уже стоял большой теплоход «60 лет Октября», к нему мы вторым бортом и примкнули.

На экскурсию в Куйбышеве решили не ездить, история умалчивает о причинах. Вместо этого отправились в пеший поход по близлежащим улицам этого волжского города.

Какой подросток в то время не увлекался каким-нибудь коллекционированием. У меня в приоритете были карманные календарики и масштабные модельки автомобилей. Первое хобби, тянувшееся еще с начальной школы, потихоньку сходило на нет по вине начинающегося роста кооперативного движения: если раньше новые коллекционные календарики можно было купить в магазинах, торгующих канцелярией и канцтоварами, то теперь в каждый киоск «Союзпечать» десятками выкладывались календарики с самой разной тематикой. Отчего угнаться за всеми было невозможно.

Другое дело модели масштабом 1/43. Их в то время выпускали строго ограниченное число фабрик, и у нас на пути были города, где вполне ожидаемо можно было бы пополнить уже растущую коллекцию.

По этим причинам наш путь пролегал от одного киоска «Союзпечати» к другому, походя осматривая архитектуру прибрежных зданий. Почему-то здание речного вокзала Куйбышева мне запомнилось хорошо, вероятно, из-за большой и современной на то время гостиницы «Россия».

После ужина отправились сначала на борт проводить Куйбышев. «60 лет Октября» отвалил от причала следом за нами и пристроился в кильватер, уступив эстафету «Михаилу Ломоносову». Стало быть, дальше пойдем в паре с ним.

Дальше наши программы разделились. Угостившись в баре мороженным, мы с сестрой пошли в видеосалон, а родители остались на вечернюю программу. Время встречи в каютах совпадало с временем общего отбоя – одиннадцать вечера. На мой подростковый взгляд это был оптимальный расклад.

Оглядываясь на ситуацию со своего нынешнего возраста, полагаю, что и родители особо были не против.

P.C. Оперируемые названия теплоходов реальны. Конечно, самостоятельно такие подробности я бы сейчас не вспомнил, но опираюсь и доверяю своим записям, сохранившимся во все той же тетрадке с того времени. 

На сегодняшний день нам предстояли сразу две стоянки: в первой половине дня в Ульяновске, а после обеда была заявлена «зеленая» остановка в некой Старой Майне, где открывалась редкая возможность искупаться в речке.

Высокий правый берег Волги с выглядывающими из зелени редкими строениями стал виден с борта теплохода задолго до швартовки. Оказывается, это и был Ульяновск, хотя его практически не было и видно. После саратовской и куйбышевской набережных, нечто подобное ожидалось увидеть и в Ульяновске, но здешний берег резко контрастировал с предыдущими городами.

Дождаться швартовки не получилось, нашу смену позвали на завтрак, так что процесс причаливания прошел незамеченным под энергичный стук ложек о тарелки. Определенно, времени на завтрак у второй смены оказалось значительно меньше, чем у первой (но зато вторая смена могла поспать чуть дольше).
Сегодня нас ждала первая экскурсия по городу. Окончательно рассеялся вопрос по формированию групп: при сдаче ключей на регистрационной стойке выдавали талончик с номером той группы, к которой нас прикрепили.

Чтобы забраться в город, нам подогнали большие красивые автобусы, на одном и вовсе было написано «Интурист». Только, чтобы прокатиться на таком автобусе, уже стоило поехать на экскурсию.

Ульяновск и вправду оказался где-то высоко на горе. Получалось, что на Волге у него будто бы и нет культурного берега. Автобусы вскарабкались по длинному подъему, минут двадцать покатали нас по городским улицам и, по ощущениям неожиданно быстро, привезли нас к месту высадки. Дальше нам предстояла пешеходная часть экскурсии с последующим свободным временем в городе.

Как выяснилось, привезли нас к дому-музею В.И. Ленина, и вся последующая экскурсия строилась вокруг жизни и дел вождя. Признаюсь, гида я практически не слушал, участвуя в группе туристов больше в качестве статиста.

Тот участок города, который мы обошли вместе с другими пассажирами теплохода, не произвел на меня впечатления. Однако, когда мы вышли на смотровую площадку, откуда открывался умопомрачительный вид на Волгу, вот тут я ахнул. Широченный разлив, просто бесконечный в прямом смысле этого слова. Из-за дымки (или тумана, поднимающегося над рекой) с нашей позиции противоположного берега не было видно совсем. Создавалась полная иллюзия берега моря со всеми необходимыми атрибутами: тепло, гора и бесконечная гладь воды.  

Обладающий такой замечательной локацией, откуда открывается подобная перспектива, город сразу преобразился в моих глазах. Раньше я в этом городе не бывал, и теперь именно этот великолепный пейзаж будет ассоциироваться с Ульяновском. Точнее, наоборот, именно Ульяновск теперь будет прочно ассоциироваться со сложившейся картинкой. Пишу эти строки, а сам ловлю себя на мысли, что такому обзору намного больше подходило бы старое название города – Симбирск. Возможно, от того, что оно созвучно Сибири, такой же бесконечной и величественной, какой представала Волга с этого ракурса.

Про обратный путь, который мы точно проделали пешком, могу сказать только то, что все мысли мои заняты были осознанием одной совершенной покупки.

В случайно обнаруженном на пути магазине канцтоваров оказалась модель автомобиля УАЗ-452В нужного масштаба 1/43. «Буханки» в моей коллекции на тот момент не было, и как я смог упросить родителей его купить, не помню. Но его КУПИЛИ! УРА! Это было настоящее сокровище. Нести его до теплохода конечно же вызвался я, но открыть коробку решили только на борту. В этих предвкушениях я парил всю обратную дорогу, не замечая ничего вокруг. Определенно, Ульяновск теперь мой любимый город.

С нами вместе у причала «тусовались» вчерашние попутчики «Михаил Ломоносов» и «60 лет Октября». Наше трио неразлучно и идем мы вместе уже, получается, третий день прямиком от Саратова. Скоро и пассажиров его начнем узнавать.

Время отплытия решили провести на палубе. И это уже входит в некую традицию. Чувство стеснения от нахождения по эту сторону трапа сменилось на неловкое, но приятное ощущение превосходства. И ситуация, когда грохочет музыка, все друг другу машут, что-то кричат, а теплоход медленно отваливает от берега, уже не смущает, а настраивает на предвкушение нового дня путешествия и справедливое ожидание от этого дня новых впечатлений.

Через какие-то минуты теплоход совершил маневр и прошел под Императорским мостом. Его тень резкой и быстрой полосой промчалась по палубе теплохода, оставив мост позади. О событиях, которые случились в этой акватории шесть лет назад в июне 1983 года, я узнал много позже, отчего потом, каждый раз проходя под этим мостом, внутри что-то сжимается.  

Применительно к нашему путешествию, а конкретнее, для меня лично, пересечение линии моста стало отмашкой, что можно идти открывать коробку с моделью.

Тем временем, теплоход уверенным маршем пробирался все выше по течению Волги. На предстоящей «зеленой» стояке я обязательно решил купаться. А как же не купаться, если специально для этого большой теплоход делает остановку на пляже. Причиной не купаться могла стать только плохая погода, но этим отличным летним дней 20 июня 1989 года она нас только радовала.

Вслед за погодой порадовал и уютный залив районе Старой Майны с ярко-желтыми, искрящимися в солнечных лучах и оттого слепящими дивными песчаными берегами. Почему-то больше, в последующих путешествиях, мы тут не останавливались.  

Два часа на песчаной косе под горячим летним солнцем мы использовали по полной. В Волгу залезла вся наша компания, а вместе с нами и добрая половина (если не больше) пассажиров теплохода.

День сегодня сложился великолепный: пополнение коллекции и купание в Волге, что еще нужно для счастья. Хотя. Вообще-то есть что. Например, мороженое в баре.

Поэтому сегодняшним вечером мы повторили программу вчерашнего – отправились в бар, где как раз в это время начиналась дискотека. Главный шлягер, который разгонялся тем летом по всем танцплощадкам, был «Russian Girl». Не сказать, что разбирала гордость за наших землячек из группы «Комбинация», ведь ни один вечер не проходил без этой незатейливой песни, но надо признать – в мозгу она задерживалась прочно и надолго.

Вечернее мороженое в баре под музыкальные «децибелы», которые выкручивал из своей установки диджей, заходило на ура, мозг и тело объединялись и вместе входили в состояние обволакивающей эйфории, придающей окружающей обстановке некий налет фантастичности и нереальности. Состояние это было весьма необычным и чем-то новым в моей жизни. И, черт возьми, приятным. Сейчас я бы, вероятно, объяснил бы это романтикой ситуации. Тогда же про такие понятия я еще не думал, а, скорее, ощущал себя в той обстановке старше и, пусть и на короткие, но реальные минуты, попавшим в ту взрослую жизнь, которая на самом деле только еще формировалась где-то впереди.

Уходить в каюту не хотелось. «Комбинация» сменялась «Modern Talking» с их «Brother Louie» и другими мегахитами, громкость становилась все выше, а потолок гипнотизировал потерявшихся в музыке пассажиров переливами цветомузыки.

Круиз постепенно расходился, открывая свои новые грани. Что же, процесс и вправду пошел.  

Полной противоположностью Старой Майне стала стоянка на следующий же день у села Ильинка, что чуть выше Чебоксар по течению Волги. Неуютный берег никак не располагал к долгому нахождению в речке. Окунувшись по разу и отметив новую точку на карте освоенных мест для купания, мы отправились посмотреть на главную здешнюю достопримечательность - самый старый и могучий чувашский дуб. Уж не знаю, откуда родители про него узнали, вероятно, объявляли по бортовому радио.

Ново-Окатово, что почти уже перед самым уходом с Волги в канал имени Москвы, не помню вообще. Может быть, погода подвела, может быть и вовсе не купались, но в памяти не всплывает ровным счетом никаких воспоминаний.

А вот стоянка в Пидьме запомнилась. И если предыдущие три стоянки пришлись на Волгу, где все-таки чистота эксперимента была не полной, то эта остановка полностью соответствовала всем условиям новой акватории – новая река и новый регион.

Река Свирь приветствовала нас жарким днем 29 июня 1989 года. Погода и состояние берега всем своим состоянием способствовали желанию залезть в воду. Вызывал определенные сомнения лишь один фактор – температура воды. Уже позже я вычитал информацию, что Свирь максимально прогревается в июле до отметки +17 градусов. Стало быть, тогда было и того меньше.

Пассажиры теплохода все-таки в воду залазили. Мягко говоря, некоторые. Не все из них, но большинство, окунались, а редкие отважные совершали спринтерский заплыв и быстро-быстро выскакивали обратно на берег.

Родители купаться отказались. Мудрость, она ведь приходит с возрастом. В юности решения чаще принимаются исходя из другого, менее разумного, но более дерзкого мышления из принципа «слабо?!». Этот принцип в итоге победил веские доводы родителей.

Соблазн залезть был велик, Свирь могла стать самой северной «завоеванной» мною речкой. К тому же, то был мой шанс самоутвердиться в глазах других пассажиров, что, мол, я тоже могу и температура мне и не почем вовсе.

Первый шаг дался предельно легко. Вода в реке была удивительно прозрачной, не в пример нашей волжской. Организм немного напрягся, но подвоха не почувствовал, а приятное на ощущения плотное дно Свири подогревало энтузиазм и звало идти дальше.

Энтузиазма хватило еще на два-три шага, до того момента, когда под водой уже скрылись колени. Первое воодушевляющее бодрящее ощущение стало проходить, по телу галопом понеслись «мурашки». Пришла мысль быстро убраться обратно на берег, но в собственном воображении это означало бы пасть лицом в грязь на глазах у всего теплохода. Мысль пришлось отогнать, применив усилие воли. 

В этом месте я замер. Идти дальше было жутко, но и стоять на месте долго не получалось, пальцы ног уже начинали кусать судороги. Мозг понимал, что надо очень быстро принимать какое-нибудь решение, но тело оцепенело. Сжав всю волю в кулак, я пошел вперед. Зайдя чуть выше, чем по пояс, я бросился вплавь вдоль берега, подсознательно понимая, что хватит меня на считанные гребки. В тот момент я мог бы создать новый стиль плавания – смешанный. В моем случае это когда каждая конечность плывет своим собственным стилем.

Мозг не привлекая сознание самостоятельно предположил, что десяти метров ему будет достаточно для фиксации события. Ступив на дно и не чувствуя пяток, тело стало выбираться на берег. Выражение счастья на лице никак не могло сформироваться из-за отбивающей барабанную дробь челюсти. Пляшущими от дрожи руками я схватил большое полотенце и стал судорожно обтираться. Мысль о том, что Свирь повержена, безусловно грела. Но не согревала.

Так или иначе, рекорд состоялся. И держится он до сих пор: Свирь по-прежнему самая северная река, где мне удалось искупаться. И я не просто залез, я даже проплыл небольшую дистанцию. Честь и хвала смельчаку!

Горло начало «драть», мне кажется, уже тем же вечером, а общие ощущения прямо указывали на растущую температуру. Помню, мама была весьма расстроена. Следующим днем мы прибывали в Ленинград, где нам отвели большую трехдневную стоянку, планов надумали громадье. А я по всей видимости заболел. Меня и самого раздирала досада на себя и собственный иммунитет: ничего не предвещало подобного фиаско, но все-таки оно меня настигло.

Вместо ужина в ресторане меня ждал судовой врач в медкабинете. Прочитав лекцию о пользе водных процедур и закаливания в принципе, эскулап пожурил за методы отстаивания этих самых принципов, но пообещал поставить на ноги быстро. Для чего прописал и выдал срочный «форсированный» курс лечения и оставил меня на борту под наблюдением. Хорошо, что хоть в карантин не упек в своем лазарете. С рестораном договорились, что ем я временно в каюте.

Самодовольство от поставленного рекорда нивелировалось отменой ежедневной порции мороженного в баре теплохода и, что травмировало сильнее, пропуском нового фильма в видеосалоне. Чтобы вернуться в строй, надо было оперативно выздороветь. Правда, на это были все шансы: простуду в те годы «ловил» я часто, но и перебарывал ее достаточно быстро.

Понятное дело, Ленинградскую стоянку мне предстояло провести на борту, ну, как минимум первые два дня.  

Весь день я обещал провести в каюте, стараясь пребывать преимущественно в горизонтальном положении. От уборки каюты на сегодня отказались, а насчет обеда договорились, что его принесет горничная: родственники собирались уйти в город до самого ужина.

Ровно по расписанию, стало быть, в половине двенадцатого дня 30 июня 1989 года, «Константин Федин» пришвартовался к причалам речного вокзала «Ленинграда» на Набережной Обуховской обороны, прибыв на свою трехдневную стоянку в северной столице.

В те годы в Ленинграде жил мой родной дядюшка по отцовской линии, так что куда направится в первую очередь троица моих соседей по столику сомнения не вызывало. Мне тоже очень хотелось попасть к здешним родственникам, но по плану сурового доктора, если не будет температуры, то выйти на берег он разрешит мне только послезавтра. Значит, книжка мне в помощь.

Собственно, ничего интересного в этот день больше не произошло. Я честно вылежал все положенные часы до вечера, только вот вечер все никак не наступал. Только сейчас пришло озарение, что в здешней полосе в самом разгаре сезон белых ночей. Вчерашнюю, будучи в сомнительном беспокойном состоянии, я не заметил, зато наступающая вызывала живой интерес: каково это, когда солнце прячется на какие-то минуты?

Ощущения необычные. Очень хотелось выбраться на палубу, но перспектива «загреметь» под лазаретный арест за нарушение постельного режима останавливала от этой авантюры. Вылазку я решил перенести на следующую ночь – нутром чувствовал, что выздоровление зреет практически по часам, а значит завтра меня уже должны выпустить из каюты.

На следующий день утром снова заходил врач, похвалил за примерное поведение, но на берег выходить опять не разрешил. Зато разрешил не лежать весь день в каюте и с обеда ходить в ресторан. Предупредил, что зайдет и на следующее утро и, может быть, разрешит выйти в город.

Родня порадовалась улучшению моего здоровья и оперативно ретировалась на сушу – сегодня дядюшка зазвал всех к себе на дачу, где должна была продолжиться торжественная встреча гостей. Моей долей была маята на борту, но хоть можно было уже короткими промежутками болтаться по палубе.

По той причине, что сегодняшний день копировал в своей основе вчерашний и не предвещал ничего нового, я с нетерпением ждал ночи. Хотелось проверить версию: можно ли читать белыми ночами книгу на улице, или все же света для этого будет недостаточно.

Так или иначе, но и этот день подошел к вечеру. Мне вспоминается, что и на обед, и на ужин в ресторан я бродил в одиночку, наши подъехали уже совсем поздно. Дачный вояж совершался на электричке и на обратную дорогу подбирался чуть ли не последний поезд.

Где-то уже после отбоя ближе к полуночи я отправился проводить эксперимент. Для полной чистоты опыта выбрался на солнечную палубу. И вправду светло, как и у нас сразу после заката. Читать, конечно, можно, но недолго. Для чтения все-таки темновато.  

Различия в том, что у нас летняя ночь со свойственной ей кромешной темнотой все же заберет город в плен. Хоть и на три-четыре часа, но все же, а здесь, получается, темнее уже не будет.

Удовлетворенный результатами эксперимента, я отправился спать. Второй день выздоровления (читай, заточения) закончился. По самочувствию все шло по стандартному сценарию: вирус спустился еще куда-то пониже, заставляя тело периодически кашлять.

Ход наступившего утра полностью повторил утро вчерашнее. Доктор остался удовлетворен моим состоянием и выдал увольнительную в город.

Планы на сегодня были грандиозными – попасть сразу в два музея: зоологический и музей артиллерии. По итогам, справились идеально, попали всюду, куда собирались, и даже устали от полученных эмоций. На обратном пути каким-то непостижимым путем мы попали в магазин с одеждой, где мне была куплена зимняя куртка. Куртка, действительно, оказалась классная и весьма практичная. И по убеждению родителей, в Саратове таких было не достать.

Ближе к отправлению на причал подошел и дядюшка, так что мне все же удалось пожать ему руку и перекинуться парой слов.

От Ленинграда сохранилось еще одно интересное воспоминание, правда, я не уверен, что оно именно из 1989 года.

В отличие от Москвы, где наше перемещение в основном происходило на метро, в северной столице мы в основном ездили на общественном транспорте. Кондукторов в то время не было, а процесс оплаты проезда полностью возлагался на совесть пассажиров. И если в Саратове люди просто передавали через друг друга деньги за проезд водителю, а потом в обратную сторону ленту с билетиками, поочередно отрывая свой «участочек» (удивительно, но не помню случая, чтобы при мне билет кто-то не получил свой билет. Какую бы длинную ленту не отправил бы водитель, все оплатившие получали свой «кусочек»), то в Ленинграде билеты «продавал» не водитель, а сами пассажиры отматывали их в специальных кассах-монетоприемниках, устроенных прямо в троллейбусах и автобусах. Заходя в салон, я старался всегда выбрать место рядом с такой «кассой» и стихийно превратиться в импровизированного кассира: пассажиры передавали монетки, я бросал их в аппарат и откручивал точное количество билетиков. Вот ничего большего для счастья и не требовалось.

В восемь часов вечера береговой матрос сбросил с кнехта пристани Ленинградского речного порта швартов «Константина Федина», и мы отправились домой. Ленинград, будучи самой дальней точкой круиза, был достигнут и теперь после трехдневной стоянки уходил в историю.

Две трети круиза остались позади, а впереди еще девять дней новых городов и новых впечатлений. 

Плохая переносимость качки проявилась годами позже, а точнее в прошлом году. И опять же на Черном море. Тогда нам надо было добраться на морском «Метеоре» из Батуми в Сочи. Путь предстоял долгий, и родители взяли хорошие сидячие места в комфортабельном носовом салоне «скорохода». Вот там морская болезнь настигла организм в полной мере: хватило меня максимум на полчаса, а практически все остальные пять часов пути я провел на деревянной скамейке на корме теплохода.

Теплоход снова пошел в крен, в окно снова ударила волна, и я понял, что в данной ситуации у меня два выхода: либо перебираться в санузел и нести там какое-то время неприятное дежурство, либо попробовать сменить диспозицию, в надежде найти менее качающееся место. Я выбрал второй вариант, аналогия с прошлым годом напрашивалась сама собой, надо было искать спасение где-то на корме судна.

Мы жили на главной палубе в носовом блоке, практически в шаге от центрального холла, где располагалась стойка регистрации. Я вышел в коридор и стал продвигаться в сторону кормы.

Центральный холл был пустым, как и уходящий вдаль коридор. Обычно открытый выход на борт главной палубы был плотно задраен. Оно и понятно, как раз в борт снова ударила волна и, возмутившись неожиданной преграде, она, еще пуще озлобившись, поднялась в полный рост и всей своей шириной обрушилась на двери. В этот раз двери выдержали.

Какой-то тревоги не было, было интересно наблюдать за стихией. Все-таки, это не океан, таких жутких штормов, как там, здесь не будет. Но и шли мы явно не по реке. Вспоминая вчерашнюю совсем неширокую Свирь, сегодня за бортом точно была иная акватория.

В холле висела большая карта нашего маршрута, и, сопоставив даты и время, по всему выходило, что шли мы по Онежскому озеру. Вот и объяснение такого размаха волнения. Озеро еще не море, но уже и не речка, ширина водного зеркала здесь уже позволяет волне сформироваться и разгуляться.

Корабль снова начал плавно переваливаться с борта на борт. В вертикальном положении морская болезнь переносилась не так остро, отчего в каюту мне возвращаться смысла не было. Разбирало любопытство проверить двери на палубу на средней палубе, полез по трапу. Именно, что полез, пришлось двумя руками держаться за перила.

Двери на палубу ожидаемо были заперты, а вот качка здесь ощущалась сильнее. Для полноты проведения эксперимента я поднялся еще выше на шлюпочную палубу. Здесь как-то стало совсем не по себе. Амплитуда крена тут ощущалась сильнее, так что меня, помню, даже посетил некий мандраж по поводу устойчивости нашего судна в таком шторме. Чтобы отогнать подобные мысли, я быстрее поспешил обратно на главную палубу. Опробовать ощущения в трюме я не рискнул, осознание возможности очутиться ниже уровня воды во время шторма быстро отговорило мозг от идеи спуститься на нижнюю палубу.  

В каюте можно было только лежать, но позволить себе я этого не мог. Машинально я побрел по внутреннему коридору в сторону буфета. Проходя мимо библиотеки, обнаружил, что она была открыта. Эврика! Сюда я и загрузился: качка тут ощущалась слабее, и можно было спокойно и комфортно расположиться в небольшом креслице, взяв какую-то книжку (почему-то, на 90% уверен, что это был сборник рассказов про Шерлока Холмса). Тут я и остался дожидаться улучшения погодных условий.

Вероятно, быстрее я дождался прибытия в город Петрозаводск. По расписанию мы прибывали туда в восемь часов утра. Стоянку нам там отвели аж двенадцатичасовую, отправляться в рейс мы должны были в восемь вечера.

Воспоминаний о первой половине дня не сохранилось никаких. Зато во второй половине дня мы решили отправиться на остров Кижи. Мы, это конечно громко сказано, родители решили, а мне и младшей сестре оставалось лишь следовать принятым взрослым решениям.

Помню, родители несколько досадовали, что вроде бы при длительном пребывании в северном регионе, теплоход наш не заходит ни на Валаам, ни в Кижи. Мне в то время эти названия не говорили ровным счетом ничего, но раз решили, значит едем все вместе.

На остров из Петрозаводска можно было добраться на рейсовых скоростных судах на воздушной подушке. В отличие от волжских «Метеоров» и «Ракет», по Онежскому озеру ходили «Колхиды». Такое направление есть и сейчас, сообщается, что судно добирается до острова за полтора часа. Стало быть, и нас оно благополучно довезло до Кижей за это время.

Честно признаюсь, воспоминаний об острове не осталось никаких. Когда я снова оказался там в 2021 году, спустя, получается, 32 года, не возникло никаких ассоциаций.

Разветвленная сеть тропинок позволяет провести на острове не один час, наслаждаясь не только экспонатами музея деревянного творчества, но и самим ландшафтом и открывающимися пейзажами. Так или иначе, цели посещения знаменитой локации были достигнуты, и пришло время возвращаться назад. Тут и начались очередные приключения.

Матрос нашей «Колхиды» проверил посадочные билеты, пересчитал загрузившихся пассажиров, закрыл дверь, и мы отправились. Шли мы гордо и быстро, как и положено судну на подводных крыльях, но недолго.

Через какое-то время что-то внутри стального агрегата затарахтело, запыхтело, теплоход с разгона плюхнулся с крыльев на воду и затих. Матрос с невозмутимым видом несколько раз прошел туда-сюда по салону, потом снова исчез где-то в чреве корабля. Через несколько минут теплоход снова завелся, но вздохнуть с облегчением пассажиры не успели, потому что было понятно, что работают двигатели совсем не так, как положено. 

Булькая и бухая, «скоростной» исполин чуть ли не веслах дополз до ближайшего берега и снова замер. Тот же матрос снова открыл дверь и пригласил всех на выход.

За бортом был вовсе не Петрозаводск, а самый что ни на есть маленький необитаемый остров. Счастливым посетителям Кижей были принесены извинения и объявлено, что техническое состояние судна не позволяет ему продолжать движение с пассажирами, а посему мы будем высажены в безопасном месте дожидаться подмоги, а сломанный теплоход отправиться на ремонт своим небыстрым ходом. На справедливый вопрос ошарашенных пассажиров, сколько может продлиться ожидание, матрос сказал, что волноваться не о чем, закрыл дверь, и отбыл вместе с поломавшимся агрегатом.

Сначала наступила тишина. Сейчас смотрю в технические характеристики «Колхиды», там указана пассажировместимость 120 человек. Конечно, столько нас там не было, может быть половина от этого числа. Вся группа плотно расположилась на берегу, как будто помощь должна была подоспеть через минуту. От этого первая минута шла очень долго.

Потом, следуя психологической теории, группой началось принятие ситуации. Понятное дело, на дворе 1989 год, телефонов нет ни у одного человека из собравшихся, а даже если у кого-то и нашлась бы географическая карта Онежского острова, вряд ли можно было разобраться, на каком острове нас высадили. Люди начали располагаться на берегу более комфортно, кто-то уселся на сумках, иные разлеглись прямо на травке. Затянулись разговоры, за ними уже и смех стал раздаваться. Удивительно, но с каждой минутой еще час назад абсолютно незнакомые люди все больше становились похожи на одну большую команду. Вот уж точно, неожиданные сложности объединяют.

Минут двадцать прошло, после чего я заметил легкую нервозность родителей. Выяснилось, что у нас не так уж и много времени до отправления «Федина» оставалось, отчего каждая последующая минута на «райском» онежском безымянном острове вызывала скорее не негу, а тревогу. И судя по всему, с теплохода мы были тут одни, знакомых лиц среди ожидающих спасения экскурсантов не наблюдалось.

Конечно, сколько точно времени мы провели оставленными посреди озера, останется неразгаданной тайной памяти. Смею предположить, что точно меньше часа, в другой бы ситуации это было бы удивительной возможностью провести лишние минуты вне всякой цивилизации. Так или иначе, помощь пришла. Подошла точно такая же «Колхида», но уже с другим матросом.

А «отдыхающие» уже и не спешили грузиться, надышавшись местным тягучим временем. Подниматься по трапу с неподготовленного берега было сложнее, чем спускаться, отчего погрузка шла заметно медленнее, чем высадка.

Так или иначе, но в Петрозаводск мы успели вовремя. Какого-то спринтерского забега по набережной я не вспоминаю, стало быть, на борт «Федина» мы поднялись не в самый последний момент. 

На сем по событиям 4 июля все. 

Было место и небольшому происшествию. Конфуз случился в ресторане: в какой-то из обедов официантка, собирая со столов посуду, построила не очень устойчивую конструкцию из тарелок, которая вполне ожидаемо благополучно развалилась прямо над нами, устроив форменный кавардак на нашем столике. Утраченные блюда конечно же нам быстро компенсировали новыми, но разбрызганные по одежде соусы и что-то там еще, мне кажется, отстирывать мы отдавали сами в местную теплоходную химчистку. В остальном рейс прошел штатно и по расписанию.

На удивление самому себе, я открыл увлеченность теплоходной тематикой. Еще не понимая, где можно поживиться какой-либо информацией по этой теме (интернета и форумов тогда еще не было), я старался записывать названия встречаемых и попутных теплоходов в тетрадку и уже создал некое подобие классификаторов, по которым мог их относить к тому или иному типу. Иногда, проходя на свой теплоход через судно, стоящее первым бортом, удавалось, смешавшись с его пассажирами, подняться на его среднюю палубу и провести стихийный самостоятельный осмотр нового корабля. Таких случаев, правда, было мало и каждый считался настоящей удачей.

Особо яркое впечатление произвели на меня настоящие колесные теплоходы (или, скорее всего, даже пароходы). Не вспомню, в каком именно городе, но на одной пристани мы оказались с одним таким «колесником» на соседних причалах: в сравнении с «Константином Федином» это выглядело даже не сменой поколений, а сменой целых эпох круизных кораблей. И путь, который прошло пассажирское судостроение за свои 80 лет, поражал масштабами совершенствования технических решений и применяемых технологий.

Большой удачей или везением, считаю, стало то, что знакомство с круизными теплоходами и темой речного круиза вообще мы начали с такого шикарного теплохода, как «Константин Федин». Ощутили, так сказать, максимальный уровень комфорта и сервиса, предлагаемых на тот момент круизной отраслью, и в дальнейшем, когда нам приходилось плавать на менее комфортабельных судах, этот круиз всегда был эталоном и целью, к которой надо стремиться.

Речной круиз пленил родителей, а через них и меня с сестрой, своим форматом постоянной сменяемости пейзажа, ежедневными новыми городами и, как следствие, необъятным потоком новых впечатлений и открытий. По этой причине, не дожидаясь последнего дня путешествия, мы практически единогласно решили на следующий год постараться повторить отпуск в круизе, не исключая, а даже рассматривая другой маршрут. 

Но вернусь к главному. Так или иначе, вторник 11 июля 1989 года пришел в этот мир абсолютно ожидаемо сразу же после понедельника 10 июля. В связи с ранним прибытием, подъем и завтрак для обоих смен питания сместили на час в сторону восхода. Утро прошло в сборах чемоданов и дополнительно образовавшихся мест багажа: уезжали с вокзала мы более нагруженные, нежели, когда ехали сюда три недели назад. По этой причине домой мы поехали на такси.

Вот этот момент стал для меня самым депрессивным. Пока мы отходили от теплохода и поднимались к улице, все было похоже на очередную экскурсию. Но как только захлопнулась дверка такси, вдруг резко и неожиданно пришло осознание закончившегося праздника: мороженное в баре, вечерний фильм в видеосалоне, еда в ресторане, и вся эта теплоходная атмосфера, все это в секунду осталось где-то там, теперь уже очень далеко.

Не обману, если скажу, что взгрустнулось. Почти до слез. Я посмотрел в окно автомобиля в надежде найти взглядом и еще раз на мгновение увидеть теплоход, но увы, машина уже выбралась в город. В память полезли яркие воспоминания: шторм в Онеге, пляж в Старой Майне, злосчастная Пидьма со своей ледяной Свирью. Почему-то вспомнилась позавчерашняя Казань, где почти все время нашей стоянки на борт теплохода матросы грузили капусту в каких-то неимоверных количествах, перебрасывая огромные сочные кочаны прямо из кузова подъехавшего грузовика. Мы еще шутили, что кормить нас будут только капустным меню, но поданные вчера на обед голубцы в сочной подливе были восхитительными (уж на что я не охотник до капусты, но ту тарелку я разве что не облизал).

Капуста немного подняла настроение. Ехали молча, вероятно, каждый погрузился в свои подобные мысли. Тема мне показалась занятной, и я дальше предался воспоминаниям. Почему-то в голову пришел Череповец, город, погруженный в облако крайне неприятно пахнущего смога, и где мне в качестве импровизированного штурмана доверили вести группу по карте. Через полчаса уверенного марша мы поняли, что заблудились, после чего штурманом быть мне надоело, и я переместился в арьергард подальше от нового «ведущего».

Немного полегчало, но тоска снова нагрянула, когда уже в квартире стали разбирать вещи. Наверно, побороть это состояние души было нельзя, его можно было только пережить и переждать. И, возможно, для этого понадобится не только сегодняшний день.

«Константин Федин» стоял в Саратове весь день, а в семь вечера, также как и наш рейс, отправлялся в следующий круиз. Помню, мы с сестрой стали гадать, чем будут кормить новых туристов на ужин, и какой сегодня запустят фильм в видеосалоне. Так и не придя к единому мнению, пошли ужинать. 

Помимо прочего, на кухонном столе в отдельном блюдечке лежали порционные брикеты какого-то джема и, по-моему, меда, сэкономленные с ресторана «Федина». Что же, теплоход тоже не хотел нас отпускать.

Уже лежа в кровати и собираясь уснуть, я поймал себя на ощущениях, что голова будто плывет. Сначала даже как-то напрягся от необычного явления, но потом осознал, что за двадцать с лишним дней мозг максимально адаптировался к какой-никакой, но имеющей место быть на реке качке и теперь какое-то время будет «привыкать» обратно к земному притяжению.

- Пусть плывет, - подумалось мне. – Чем дольше будет привыкать, тем дольше будет продолжаться путешествие. 

С такими мыслями я и уснул.

P.C. Как потом показала история, круизный сезон 1989 года стал первым в последующей шестилетке наших круизных путешествий. За те годы мы побывали практически на всех типах теплоходов (но вот на колесном так и не суждено было пройти), пройдя круизными и пассажирскими маршрутами по всему речному бассейну европейской части нашей необъятной страны. Но об этом будут другие воспоминания.